Изучать всю чувственную систему оповещения и одновременно придумывать подходящие способы для того, чтобы что-то из среды получить по хорошему мы начинаем еще в ранних отношениях, в контакте с матерью. Именно она, эмпатически откликаясь на плач ребенка может сказать «тебе видимо грустно» или видя, как дитя радуется новой игрушке — «вижу, что тебе радостно» или же «как тебе не стыдно?!» когда ребенок что-то эдакое учудил… Ну это если в идеале конечно.
Первоначально ребенок может быть очень напуган силой переживаний и основная задача родителя тут — не только выдержать, скрепя сердце, но и присутствовать, оставаться при этом спокойным и впоследствии также ребенку объяснить, а что это вообще было с ним такое. Этот процесс называется еще словом «контейнирование», я тут пока подробно писать про него не буду, но пометку сделаю.
И уже на этапе распознавания чувств некоторые из них могут оказаться заблокированными. Это происходит, когда родитель сам не в силах справиться с какими-то проявлениями ребенка и разрушается от них (все чувства это вообще агрессия, а ребенок поначалу, не понимая, как обращаться с ней, к примеру, начинает, желая показать как сильно он маму любит и соответственно присвоить себе, бить ее и кусать). Впоследствии с выражением, например, злости как маркера собственных границ у такого выросшего уже ребенка могут возникнуть ну…не то чтобы проблемы: просто не будет ни этого чувства ни понимания собственных границ как таковых.
Вторая боль, которая подстерегает человека, родители которого не могли справляться с его сильными переживаниями — вообще неспособность о них говорить, опасаясь, что никто-никто, вот ну вообще совсем такого накала страстей / монстра внутри не выдержит. И очень часто я наблюдаю такую картину, когда внешне (и на самом деле внутренне) вполне себе симпатичные люди, очень трогательные и хрупкие, правда верят, что внутри них поселился монстр.
В этом смысле из главных задач психотерапии в целом заключается в том, чтобы не только помочь клиенту назвать то, что с ним происходит, но и вселить и оправдать уверенность в том, что любой силы его эмоции могут быть выдержаны в этом контакте. Потому что только тогда выясняется, что никакого «бабайки» внутри нет, пережитые эмоции теряют свой накал и наступает долгожданная свобода.
А если мы не знаем, что сейчас с нами происходит — это называется алексетимия — полная утрата чувствительности. Вариации на тему: аффективное реагирование (что по сути та же утрата чувствительности, ведь заметить что-то мы можем только на «низких скоростях»). А это, в свою очередь ведет к тому, что человек ощущает себя по большей части как «резиновая Зина»: «Ничего не понимаю, что со мной, но я ничего вообще не чувствую и не хочу». О том, как с этим обходиться я тоже скоро напишу.